Роберт О`Брайен - Z – значит Захария
Так что я решила: если кто и придет, я сначала смотрю, кто он, и лишь потом показываюсь на глаза сама. Одно дело ждать визита в цивилизованном мире, когда вокруг есть другие люди. Но когда вокруг никого, мир выворачивается наизнанку. Постепенно я поняла: есть вещи похуже одиночества. И, подумав так, стала перетаскивать все самое необходимое в пещеру.
22 мая
Сегодня под вечер дым пошел снова, в том же самом месте, что и вчера. Я знаю, что он (она? они?) делает. Пришел с севера. Разбил лагерь у перекрестка и ходит на разведку на восток и на запад по US 9. Это меня беспокоит. Если он обследует восток и запад, то, конечно, пойдет и на юг.
Я поняла еще кое-что: у него явно увесистая поклажа, должно быть, еда и вещи. Он оставил их у развилки и совершает вылазки налегке. А это значит, что незнакомец, вероятно, не встретил никого по пути, откуда бы он ни шел, – иначе не стал бы так оставлять вещи. Или же с ним еще кто-то. Конечно, возможно, он просто отдыхает. Может быть, у него машина, но вряд ли. Папа говорил, машины останутся радиоактивными еще долгое время – это, как я понимаю, из-за того, что они из металла. Отец знал много всего такого. Он не был ученым, но читал все научно-популярные статьи в газетах и журналах. Думаю, он поэтому так забеспокоился, когда после окончания войны выключились все телефоны.
На следующий день после поездки в Огдентаун все отправились снова. На сей раз в двух машинах: в нашем грузовичке и в фургоне мистера Кляйна, владельца магазина. Посчитали, так будет лучше: вдруг одна машина сломается. Мистер Кляйн и его жена тоже поехали, и в конце концов мама решила ехать с ними. Думаю, она боялась разлучаться с папой, это пугало ее даже больше, чем рассказ об Огдентауне. Джозефа оставили дома со мной.
Во второй раз они отправились на юг: сначала через долину, где жили амиши[1], – посмотреть, как те пережили бомбардировку. (Нет, их не бомбили – ближайшие бомбы упали далеко; папа считал, что в сотнях милях от нас или даже дальше: мы едва слышали гул, хотя и почувствовали, как дрожала земля.) Амиши были нашими друзьями, особенно мистера Кляйна – еще бы, его основные покупатели. Поскольку у них не было машин, только конные фургончики, они редко доезжали до Огдентауна.
Потом, проведав амишей, папа хотел повернуть на запад, на шоссе до Динтауна, заодно проехав через Бэйлор. Динтаун – настоящий город, двести тысяч жителей, намного больше Огдентауна. Именно туда мне предстояло поехать через два года, в педагогический колледж. Я надеялась стать учительницей английского.
Они выехали рано утром, мистер Кляйн впереди на своем автофургоне. Отец, прощаясь, погладил меня по голове, как будто мне было шесть лет. Дэвид ничего не сказал. Прошел почти час после их отъезда, когда я поняла, что Джозефа нет рядом, и догадалась, где он: в кузове фургона Кляйнов. Могла бы додуматься и раньше. Нам обоим было страшно, что нас бросают одних, но отец сказал, мы должны остаться на ферме, чтобы поить животных и на тот случай, если кто-нибудь придет или телефоны снова «оживут» и наш зазвонит. Но он не зазвонил, и никто не пришел.
Не вернулась ни моя семья, ни мистер и миссис Кляйны. Я знаю теперь, что они не встретили никого из амишей, никого в Динтауне. Никого живого.
Потом я забиралась на вершины всех холмов, окружающих нашу долину, и на каждой вершине залезала на дерево. Я увидела, что все деревья за холмами умерли, и не заметила ни следа движения. Туда я не хожу.
Два
23 мая
Я пишу утром, около 10.30, приходя в себя от того, что должна была сделать. Сердце кровью обливалось, но если прожду, пока он перейдет через перевал и потом через холм Бёрден – то есть спустится в мою долину, где я, наконец, смогу его рассмотреть, будет уже поздно.
Вот что надо было сделать:
выпустить кур из птичника. Я разогнала их, и теперь все они гуляют на свободе. Поймаю их потом, во всяком случае большую часть, если не прогуляют слишком долго;
выпустить двух коров и теленка, молодого бычка, выгнать их из загона на пастбище. Некоторое время продержатся сами. На дальнем поле вдоль дороги хорошая трава, в пруду есть вода, а теленок не оставит мать недоенной. У меня гернзейцы. Обычно мне везло с животными, да и я хорошо о них заботилась. Куры не переставали нестись, у меня теперь даже на две больше, чем было вначале. Только пес Дэвида, Фаро, убежал. Исчез однажды утром и больше не вернулся. Думаю, он выбежал за пределы долины на поиски хозяина и погиб;
перекопать огород – все мои всходы! Разровнять и присыпать опавшей листвой. Теперь выглядит так, как будто ничего и не было. Эту часть работы я ненавидела больше всего – все так хорошо росло! Но мне хватит консервов и круп, а если бы он увидел ухоженный огород, то сразу бы понял, что здесь кто-то живет.
Я сижу у входа в пещеру. Отсюда можно видеть большую часть долины, дом и сарай, крышу погреба, тонкий шпиль старой церкви (часть досок отошла – смогу ли я починить их? Не знаю) и отрезок ручья, текущего футах в пятидесяти ниже. Видно мне и спуск дороги с холма Бёрден, почти до того места, где она скрывается за перевалом, – это около четырех миль. Но не думаю, что он найдет пещеру: на склоне холма за домом, да закрытую деревьями, да с маленьким входом. Джозеф, Дэвид и я не знали о ней многие годы, хотя играли поблизости почти каждый день.
Дом он, конечно, найдет, и погреб, и церковь, но наверняка ему попадалось много всякого такого. Хорошо, что я давненько не прибиралась в доме. Сегодня утром внимательно осмотрела его – мне кажется, признаков недавнего присутствия хозяев не обнаружить. Цветы с алтаря в церкви я сняла. Сюда притащила две лампы и запас керосина.
Теперь осталось только ждать. Я сказала, что начала писать около 10.30, но на самом деле совершенно в этом не уверена. Наручные часы ходят, но их никак не проверить, разве что по солнцу. Я и в дате-то не уверена. У меня есть календарь, но как же тяжело – ужасно тяжело – следить за датами даже с календарем. Поначалу я отмечала каждый день карандашом. Но потом, днем, начинала думать: а сегодня уже отмечала? Чем больше думала, тем больше не помнила. Уверена: несколько дней я пропустила. Но другие могла отметить дважды. Теперь у меня другая система: я завожу будильник и ставлю прямо на календарь, и когда он звонит, отмечаю день. Это я делаю строго по утрам, а вечером снова завожу и выставляю будильник.
Похоже, я знаю, как установить точную дату. «Календарь фермера» говорит, что самый длинный день в году – это 22 июня. Так что через пару недель я начну каждый день засекать время восхода и заката. Самый длинный день окажется 22 июня.
Это важно, мне кажется. А кроме того, 15 июня у меня день рождения, и я бы хотела знать, когда он наступит, и следить за своим возрастом. В этом году мне исполнится шестнадцать, недели через три.
